Прочее - Мир романа "мы" евгения замятина

Мир романа 'Мы' Евгения Замятина, русского писателя, стоявшего у истоков сатирической антиутопии XX века, суров и сумрачен. Это мир 'нумеров', а не личностей, досконально во всем расчисленный огромный механизм Единого Государства с идеально притертыми 'винтиками'.
Расчислено действительно все. Не только рабочие часы - все стороны жизни 'нумеров' охвачены Государством, посекундно расписаны в Часовой Скрижали. Даже искусство подчинено в этом истинно казарменном будущем узкопрактическим целям. 'Просто смешно: всякий писал - о чем ему вздумается... Теперь поэзия - уже не беспардонный соловьиный свист: поэзия - государственная служба, поэзия - полезность'. И вот Институт Государственных Поэтов и Писателей создает 'Ежедневные оды Благодетелю', бессмертную трагедию 'Опоздавший на работу', настольную книгу 'Стансов о половой гигиене'... Остается только поражаться горькой прозорливости писателя, уже тогда, в 1920-м, понявшего, как далеко может завести наше общество набиравшая повсюду силу казарменность, объявленная чуть ли не высшей формой коллективизма.
'Красиво только разумное и полезное: машины, сапоги, формулы, пища и проч.' - и, оберегая свою машинную стерильность, Единое Государство отгораживается Зеленой Стеной от мира дикого и неупорядоченного - 'неразумного, безобразного мира деревьев, птиц, животных'.
Этот рационализированный 'рай' жестко оберегаем от любых, самых мелких потрясений: 'Для того, чтобы выкинуть вон погнувшийся болт, у нас есть искусная, тяжелая рука Благодетеля... есть опытный глаз Хранителей...' И есть, добавим, чудовищная логика подавления, свойственная любому тоталитарному режиму: 'Настоящий врач начинает лечить еще здорового человека, такого, какой заболеет еще только завтра, послезавтра, через неделю. Профилактика, да!..'
Герою-рассказчику, математику Д-503, выпадает невозможное, абсолютно, казалось бы, немыслимое в этом мире (где 'всякий из нумеров имеет право - как на сексуальный продукт - на любой нумер...') счастье истинной любви. Укрывшись в своей прозрачной стеклянной клетке, Д-503 пытается вернуть своим мыслям прежний стройный порядок. Но тщетно - уже не выздороветь ему, 'болезнь' его неизлечима. 'Плохо ваше дело! - говорит герою знакомый врач.- По-видимому, у вас образовалась душа...'. И в довершение всего наш математик узнает, что его возлюбленная 1-330 участвует в подготовке восстания.
Показательный диалог происходит между ними - диалог, в который стоит вслушаться повнимательнее: он многое открывает нам в позиции автора.
-- Это немыслимо! Это нелепо! Неужели тебе не ясно:
то, что вы затеваете,- это революция?
- Да, революция! Почему же это нелепо?
- Нелепо - потому что революции не может быть. Потому что наша... наша революция была последней. И больше никаких революций не может быть. Это известно всякому...
- А какую же ты хочешь последнюю революцию? Последней - нет, революции - бесконечны...'
Поистине они били тогда не в бровь, а в глаз, эти 'зашифрованные в фантастику' слова, звучавшие неслыханным кощунством для тех, кто был убежден, что октябрь 1917 года окончательно и бесповоротно определил судьбу России.
Финал романа трагичен. Восстание подавлено, в чем косвенно виноват и Д-503: его дневник, откровенные записи в нем, естественно, не ускользнули от недреманного ока Хранителей. Сам Д-503 подвергнут операции, в результате которой в его мозгу нейтрализован центр, ведающий фантазией. И вот уже возвращается к нему готовность испытывать сладостное ощущение 'победы всех над одним, суммы - над единицей'...
Но и неудавшееся восстание - факт, заставляющий читателя крепко усомниться в казарменной долговечности Единого Государства.