Мифологические мотивы в поэме В. Иванова Прометей

         На протяжении многих  веков  миф  являлся  объектом,  привлекающим
внимание  художников.  Мифы  и  литература  постоянно  взаимодействуют.  Это
Постоянное взаимодействие  литературы  и  мифов  протекает  в  двух  формах:
непосредственно, непосредственно, в  виде   в  форме  «переливания»  мифа  в
литературу,  и  опосредованно:  через  изобразительное  искусство,  ритуалы,
народные празднества,  религиозные мистерии, а  в  последние  века  -  через
научные  мифологические  концепции  мифологии,  эстетические  и  философские
учения.  и фольклористику.
            Реалистическое   искусство    XIX    в.    ориентировалось    на
демифологизацию  культуры  и  видела   свою   задачу   в   освобождении   от
иррационального наследия истории  ради  естественных  наук  и  рационального
преобразования человеческого общества. Возрождение общекультурного  интереса
к  мифу  приходится  на  конец  XIX  -  начало  ХХ   веков,   но   оживление
романтической  традиции,  сопровождавшееся  новой  волной  мифологизирования
наметилось уже во второй половине XIX века.
          Обращение к мифологии в конце XIX - начале ХХ  веков   существенно
отличается от романтического (хотя первоначально могло  истолковываться  как
«неоромантизм»).   вВозниклоая   на   фоне   реалистической   традиции.    и
позитивистского  миросозерцания,   оно   всегда   так   или   иначе   (часто
полемически) соотносится с этой традицией.
          Стремление  выйти  за  социально-исторические  и  пространственно-
временные рамки  ради  выявления  «общечеловеческого»  содержания  («вечные»
разрушительные или созидательные силы, вытекающие из  природы  человека,  из
общечеловеческих, психологических и  метафизических  начал)  было  одним  из
моментов перехода от реализма XIX века к искусству ХХ века,  а  мифология  в
силу своей исконной символичности  оказалась  удобным  языком  для  описания
вечных моделей личного и общественного поведения, неких  сущностных  законов
социального и природного космоса.
         Вячеслав Иванов, поэт серебряного века, по  словам  Н.А.  Бердяева,
«центральная фигура» русского культурного ренессанса начала ХХ  века,  часто
обращался  к  мифологическим  мотивам  в  своем  творчестве.  Миф  для  Вяч.
Иванова, Ф. Сологуба и многих других  русских  символистов  -  это  красота,
которая способна  спасти  мир.  Вячеслав  Иванов  считал  память  «верховной
владычицей» культуры. Он писал: «Память - начало  динамическое,  забвение  -
усталость и перерыв движения, упадок и возврат  в   состояние  относительной
косности» /1/.  Именно поэтому образы античности и Возрождения  столь  важны
для него и всегда присутствуют в его жизни.
                 Трагедия «Прометей» (1915), издание которой было  запрещено
и  состоялось  благодаря  вмешательству  М.  Горького,  является  одним   из
ярчейших творений Вяч. Иванова. Он не был первым обратившимся к сюжету  мифа
о Прометее (к образу Прометея в европейской литературе  обращались  Бокаччо,
П. Кальдерон, Вольтер, И. В. Гете, И.Г. Гердер, А. Шлегель, Дж.  Байрон,  П.
Шелли, А. Жид, Ф. Кафка и др.), но трагедия Иванова «является  замечательным
произведением в контексте всех новоевропейских Прометеев» (А.Ф. Лосев).
        Мысль, лежащая в  основе  каждого  из  стихотворений  Вяч.  Иванова,
часто выражена  витиевато,  окружена  сложной  символикой.  Его  поэзия,  по
мнению БлокаГлавный герой трагедии, Прометей,, «предназначена для  тех,  кто
не только много пережил, но и много передумал» /7/. Она  требует  неустанной
умственной работы и довольно трудна для восприятия. Эти слова подходят  и  к
характеристике трагедии. «Прометей» Вяч.  Иванова  -  сложное  неоднозначное
произведение. В его сюжете  внимательный  читатель  может  уловить  явные  и
скрытые социальные параллели. Отношение критиков  к  трагедии  различно,  но
все они сходятся во мнении, что она социально направлена,  ярка.  Сам  автор
в   предисловии   к   трагедии   писал:   «Предлежащее    лиро-драматическое
произведение есть трагедия, - во-первых, действия как  такового;  во-вторых,
самоистощения действенной личности в  действии;  в-третьих,  преемственности
действия. В общем - трагедия титанического начала,  как  первородного  греха
человеческой  свободы»  /2/.   Самоистощение,  о  котором   говорил   автор,
является необходимым и,  надо  думать,  заслуженным  уделом  Прометея.  Вяч.
Иванов признает, «что если действия Прометея  по  необходимости  ограничены,
зато целостна его жертва и безусловно его  саморасточение,  самоопустошение,
самоисчерпание» /6/, он оправдывает гибель главного героя, так как  Прометей
«совершил этот подвиг не как агнец божий, а как мятежный титан,  в  грехе  и
дерзновенной надежде» /6/. В соответствии  с  этой  философией  Вяч.  Иванов
строит свою трагедию.
        О том, как Прометей пришел к своему «изначальному нарушению
предустановленного согласия живых сил», рассказывает в третьем акте
трагедии Пандора, изобличающая Прометея пред народом:
Промыслил человеком Прометей
Вселенную украсить, взвеять к небу
Из искры Дионисовой пожар…
…………………………………………
                                               …Мнил титанов
Исправить дело, матерь искупить
И бытие свободное восстановить. /2/
        Далее Пандора говорит, что для этого Прометей
Фемиду молит: «Матерь, изведи
Жену на свет из самого меня.
…………………………………………
Все женское душевного состава,
Что есть во мне, - даю; ты тело дай…» /2/
        Интересно переосмысление автором мифа о сотворении Пандоры. Если в
мифе Пандора была создана богами по приказу Зевса в наказание Прометею, то
здесь сам Прометей просит о ее сотворении.
        Для чего в трагедии Иванова Прометею понадобилось  изгнать из себя
все женское? Может быть, для того, чтобы женское мягкосердечие, материнское
сострадание не мешало ему в те грозные минуты борьбы, когда требуются
решительность и неумолимость.
       Трудно найти четкий ответ в самой трагедии Иванова. Но автор
разъясняет этот поступок в предисловии к трагедии. Он пишет о том, что
стремление изменить мир всегда заключает в себе ограниченность и
односторонность. «Препоясываясь к действию, Прометей заранее признает,
принимает и волит его односторонним, насильственным, содержащим в себе
отпадение от божественного всеединства» /6/.
         Вероятно,  предпосылкой  мятежа  Прометея  является  отторжение  от
«божественного всеединства».
        В конце трагедии победа Пандоры над Прометеем происходит не в
результате клеветы Пандоры, а потому, что она изобличает его перед людьми
как исказителя духовной истины.
        Вяч. Иванов оговаривает вольность, с «какой древний миф разработан
в предлежащей трагедии». Он говорит, что для греков миф был «символом
духовных истин», вольность в истолковании мифов им «не казалась
предосудительной - был бы верно сохранен дух, оживляющий  мифологена» /6/.
        У Вяч. Иванова Прометей действует не во имя торжества мира и
свободы, а во имя распри: «Не мир мне надобен, но семя распри», - заявляет
он. Он не стремится к победе свободы, уничтожению рабства. Он говорит, что
хотя «раба не будет», «но будет рабство… своим страстям и вожделениям
низким нам рабствовать дано» /2/.
        Трагедия «Прометей» (1915), издание которой было запрещено и
состоялось благодаря вмешательству М. Горького, является одним из ярчайших
творений Вяч. Иванова. Он не был первым обратившимся к сюжету мифа о
Прометее (к образу Прометея в европейской литературе обращались Боккаччо,
П. Кальдерон, Вольтер, И. В. Гете, И.Г. Гердер, А. Шлегель, Дж. Байрон, П.
Шелли, А. Жид, Ф. Кафка и др.), но трагедия Иванова «является замечательным
произведением в контексте всех новоевропейских Прометеев» /4/.



Используемая литература:
Бавин С.П., Семибратова И.В. Судьбы поэтов серебряного века:
Библиографические очерки. - М.: Книжная палата, 1993.
Иванов В.И. Стихотворения. Поэмы. Трагедия. - СПб.: Академический проект,
1995. С. 31- 86.
Легенды и сказания Древней Греции и Древнего Рима/ Сост. Нейхардт А.А. -
М.: Правда, 1987. С. 92 - 104.
Лосев А.Ф. Проблема символизма и реалистического искусства. - М.: 1976. С.
282 - 287.
Мифы народов мира. - М.: Большая Российская Энциклопедия, 1993.
Нусинов И.М. История литературного героя. - М., 1958.
Серебряный век. Поэзия. (Школа классики) - М.: АСТ, Олимп, 1996,С.549