Иоганн Готлиб Фихте

                                                Не как исследование, но  как
                                             излияние порыва чувства  после
                                             исследования   посвящает   эти
                                             листы своим  доброжелателям  и
                                             друзьям   в   воспоминание   о
                                             блаженных    часах,    которые
                                             пережил  он  с  ними  в  общем
                                             стремлении к истине

                                                         Иоганн Готлиб Фихте

Мы до конца измерили человеческий дух, мы  положили  основание,  на  котором
может быть построена научная система  как  найденное  изложение  изначальной
системы в человеке. Мы делаем в заключение краткий обзор  целого.  Философия
учит нас все отыскивать в Я. Впервые через Я входят  порядок  и  гармония  в
мертвую и бесформенную массу. Единственно  через  человека  распространяется
господство правил вокруг него до  границ  его  наблюдения,  и  насколько  он
продвигает дальше это последнее, тем самым  продвигаются  дальше  порядок  и
гармония. Его наблюдение указывает в бесконечном многообразии  каждому  свое
место, чтобы ничто не вытесняло другое, оно вносит  единство  в  бесконечное
разнообразие. Через него держатся вместе мировые тела  и  становятся  единым
организованным телом, через него  вращаются  светила  по  указанными  путям.
Через Я утверждается огромная лестница ступеней от лишая до серафима, в  нем
— система всего мира духов,  и  человек  имеет  право  ожидать,  что  закон,
который он дает себе и этому миру, должен иметь  силу  для  него;  он  имеет
право ждать его общего признания в будущем.
В Я  лежит  верное  ручательство,  что  от  него  будут  распространяться  в
бесконечность порядок и гармония там, где их еще  нет,  что  одновременно  с
подвигающейся  вперед  культурой  человека  будет   двигаться   и   культура
вселенной. Все, что теперь еще бесформенно и беспорядочно, разрешится  через
человека в прекраснейший порядок, а то, что теперь  уже  гармонично,  будет,
согласно законам, доселе  еще  не  развитым,  становиться  все  гармоничнее.
Человек будет вносить порядок в хаос и план в общее разрушение,  через  него
самое тление будет строить и  смерть  будет  призывать  к  новой  прекрасной
жизни.
Таков человек, если мы рассматриваем его только как наблюдающий ум;  что  же
он есть, если мы мыслим его как практически-деятельную способность?
Он вкладывает не только необходимый порядок в вещи, он дает им также и  тот,
который он произвольно выбрал; там, где он вступает,  пробуждается  природа;
под его взглядом готовится она получить  от  него  новое,  более  прекрасное
создание.  Уже  его  тело  есть  самое  одухотворенное,  что  только   могло
образоваться из окружающей его материи; в его  атмосфере  воздух  становится
легче, климат мягче и природа проясняется в надежде превратиться через  него
в  жилище  и  хранительницу  живых  существ.  Человек  предписывает   сырому
веществу организоваться  по  его  идеалу  и  предоставить  ему  материал,  в
котором он нуждается. Для него вырастает то,  что  раньше  было  холодным  и
мертвым, в питающее зерно,  в  освежающий  плод,  в  оживляющую  виноградную
лозу; и вещество вырастет для  него  во  что-нибудь  другое,  как  скоро  он
предпишет ему иначе. Вокруг него облагораживаются животные,  они  отрешаются
под его осмысленным взглядом от своей  дикости  и  получают  более  здоровую
пищу из рук своего повелителя,  за  которую  они  ему  воздают  добровольным
послушанием.
Более того, вокруг человека облагораживаются души;  чем  больше  кто-либо  —
человек, тем глубже и шире действует он на людей, и то, что  носит  истинную
печать человечности, будет всегда  оценено  человечеством,  каждому  чистому
проявлению  гуманности  открывается  каждый  человеческий   дух   и   каждое
человеческое сердце. Вокруг высшего человека люди образуют среду, в  которой
приближается  больше  всего  к  центральной  точке   тот,   кто   отличается
наибольшей гуманностью.
Человеческие души стремятся и усиливаются  объединиться  и  образовать  один
дух во многих телах. Все суть один рассудок и одна воля и  участвуют,  тогда
как сотрудники в великом единственно возможном  плане  человечества.  Высший
человек с силою подъемлет свой век на более  высокую  ступень  человечества;
оно  оглядывается  назад  и  изумляется  той  пропасти,  через  которую  оно
перенеслось; десницей великана выхватывает высший человек из  летописи  рода
человеческого все то, что он может схватить.
Разбейте ту хижину из праха земного,  в  которой  он  живет!  Он  по  своему
существованию, безусловно, независим от всего, что вне его; он  есть  только
через себя  самого;  и  уже  в  хижине  из  праха  он  имеет  чувство  этого
существования; в моменты своего подъема, когда время и пространство, и  все,
что не  есть  он  сам,  исчезает  для  него,  когда  его  дух  могущественно
отделяется от тела и затем  опять  добровольно  возвращается  в  него,  дабы
преследовать цель, которую  он только через тело может выполнить.  Разделите
две последние, соседние пылинки, которые теперь  его  окружают,  он  все  же
будет существовать и существовать он будет, потому что он этого захочет.  Он
вечен через себя самого и собственной силой.
Стесняйте, расстраивайте его планы! Вы можете задержать их,  но  что  значит
тысяча и паки  тысяча  лет  в  летописи  человечества?  То  же,  что  легкий
утренний  сон  при  пробуждении.  Высший  человек  пребывает  и   продолжает
действовать; и то, что кажется вам  исчезновением,  есть  только  расширение
его сферы; что вам кажется смертью, есть  его  зрелость  для  высшей  жизни.
Краски его планов и внешние формы их могут для него исчезнуть, план  же  его
останется тот же; в каждый момент его существования он выхватывает и  вводит
в свой круг действия что-либо но-
вое из внешней среды и не перестает выхватывать, доколь не поглотит всего  в
этом круге, доколь вся материя не будет носить печати  его  действия  и  все
духи не образуют единый дух с его духом.
Таков человек; таков каждый, кто может самому себе сказать: Я — человек.  Не
должен  ли  он  испытывать  священного  благоговения  перед   самим   собой,
трепетать и содрогаться перед собственным своим величием. Таков каждый,  кто
может мне сказать: Я семь. Где бы ты ни жил,  ты,  что  носишь  человеческий
образ, приближаешься ли ты к животным, под палкой погонщика  сажая  сахарный
тростник, или греешься ты на берегах Огненной Земли у огня, который  не  сам
ты зажег, пока он не погаснет и только плачешь, что он  не  хочет  сам  себя
поддерживать, являешься ли ты мне самым  жалким  и  отвратительным  злодеем,
все-таки ты — то же, что и я, ибо ты можешь сказать мне: Я есмь. Ты  все  же
мой товарищ, мой брат. О, я стоял,  конечно,  когда-то  на  той  же  ступени
человечества, на которой стоишь ты теперь, ибо это  есть  одна  из  ступеней
человечества и на этой лестнице нет скачков; быть может, я стоял на ней  без
способности ясного сознания; быть может, я так быстро и  торопливо  над  ней
поднялся, что не имел времени возвести  в  сознание  мое  состояние;  но  я,
разумеется, стоял некогда там, и ты будешь неизбежно там, где я  теперь,  и_
продолжится ли это миллионы миллион раз миллионы лет — что  есть  время?  ты
неизбежно будешь стоять когда-нибудь на той же   которой я теперь  стою;  ты
будешь стоять на той ступени, на которой я могу на тебя и ты на меня  можешь
воздействовать.  Ты  также  будешь  когда-нибудь  вовлечен  в  мой  круг   и
вовлечешь меня в твой; я признаю тебя также когда-нибудь  как  сотрудника  в
моем великом плане. Для меня, который есмь Я — таков  каждый,  который  есть
Я. Как же мне не содрогаться перед величием  человеческого  образа  и  перед
Божеством, которое, быть может, и в таинственном  сумраке,  но,  однако  же,
неизбежно живет в храме, носящем печать этого образа.
Земля и небо, время и пространство, и  все  границы  чувственности  исчезают
для меня при этой мысли; как же не исчезнет для меня и индивид? К нему я  не
приведу вас обратно!
Все индивиды заключаются в Едином  великом  Единстве  чистого  Духа*,  пусть
будет это — то последнее слово, которым я вверяю себя вашей памяти; и  пусть
это будет именно та память обо мне, которой я себя вверяю.

                                       *Даже   не   зная    моей    системы,
                                       невозможно  эти  мысли   считать   за
                                       спинозизм, если  только,  по  крайней
                                       мере,    пересмотреть    ход    этого
                                       рассуждения в целом. Единство чистого
                                       духа  есть  для   меня   недосягаемый
                                       идеал,   последняя   цель,    которая
                                       никогда  не  будет   осуществлена   в
                                       действительности.